Тело все помнит
Наибольшее удивление среди полученных нами данных вызвала светлая зона в левой части лобной коры мозга — та самая область, которую в нейронауке называют зоной Брока. Изменение оттенка на снимке свидетельствовало о резком снижении активности в этом участке. Эта область отвечает за формирование и выражение речи и часто оказывается нарушенной при инсультах, когда к ней временно прекращается поступление крови. Без активной зоны Брока человек теряет способность формулировать свои мысли и чувства словами. Наши исследования показали, что при воспоминаниях о психотравмирующих событиях эта речевая область буквально «гаснет».
Иначе говоря, перед нами предстало визуальное подтверждение того, что психическая травма может оказывать на мозг не менее выраженное воздействие, чем физические поражения — например, инсульт.
Любая тяжёлая травма словно выбивает язык. Об этом интуитивно знали и драматурги: у Шекспира в «Макбете» момент обнаружения тела убитого короля передан через немоту и ужас: «О ужас, ужас! Сердце и язык понять не могут и назвать!» (пер. А. Радловой). В экстремальных ситуациях человек может кричать, материться, звать родных, стонать, а может наоборот — онеметь, замкнуться в себе, как это нередко бывает у пострадавших, поступающих в отделения скорой помощи. Дети, пережившие шокирующие события, внезапно перестают говорить. А на фото — солдаты, с застывшими лицами и отрешённым взглядом, будто «выпавшие» из настоящего времени.
Даже спустя много лет рассказать о травмирующем опыте оказывается невероятно трудно. В теле снова просыпается паника, ярость, бессилие — и с ними приходят импульсы к бегству или нападению. Однако выразить эти чувства внятно — почти невозможно. Психологическая травма дезорганизует внутреннюю структуру переживаний и отнимает способность к словесному осмыслению происходящего.
Это не значит, что люди никогда не рассказывают о пережитом. С течением времени почти каждый вырабатывает некую историю — её часто называют «легендой» — которая позволяет хоть как-то объяснить происходящее окружающим и себе. Но сложить цельный и логически связный рассказ из фрагментов боли — невероятно сложно. Даже опытные журналисты сталкиваются с этим. Когда легендарный репортёр CBS Эдвард Марроу в 1945 году освещал освобождение концлагеря Бухенвальд, он признался: «Поверьте мне. Я рассказал о том, что видел и слышал, но это лишь часть. Потому что всему остальному — у меня нет слов».
Когда язык отказывается служить, на первый план выходят образы. Эти зрительные фрагменты преследуют человека в виде флешбеков, ночных кошмаров и мимолётных, но мучительных «вспышек». Именно в такие моменты наши испытуемые показывали активность в другой области мозга — в зоне, называемой полем Бродмана 19. Это участок зрительной коры, который регистрирует визуальную информацию в момент её первичного восприятия. Нас поразило, что он активизировался не во время реального события, а спустя годы — при воспоминании о нём. Обычно изображения, поступившие в это поле, быстро обрабатываются и распределяются по остальным зонам мозга для интерпретации. Здесь же мы наблюдали, как мозг вновь «воспламеняется», словно травма происходит прямо сейчас.
Как будет подробно описано в двенадцатой главе, связанной с механизмами памяти, травматические образы часто сохраняются фрагментарно — звуки, запахи, телесные ощущения «записываются» отдельно от самого нарратива. Эти обрывки могут спустя годы внезапно активизироваться, вызывая реакцию, как будто время не прошло.
Мы также заметили выраженное смещение активности в правую сторону мозга во время подобных воспоминаний. В 1990-х модно было делить людей на «левополушарных» — логичных и рациональных — и «правополушарных» — творческих и чувствительных. Тогда это казалось упрощением, но полученные нами данные наглядно показали: во время воспоминаний о психической травме работает преимущественно правое полушарие, а левое как будто «отключается».
Сегодня мы знаем, что эти два полушария действительно функционируют по-разному. Правое связано с интуицией, эмоциональной реакцией, визуальным и телесным восприятием; левое отвечает за речь, последовательное мышление и анализ. Если левое объясняет, то правое — чувствует. Оно выражает себя через мимику, жесты, интонации, движение — пение, крики, танцы, спонтанные телесные импульсы. Это полушарие развивается у младенца первым, обеспечивая связь с матерью на доязыковом уровне. Левое начинает «подключаться» позже, когда ребёнок начинает понимать слова, называть предметы и строить логические цепочки.
Разные полушария по-разному и хранят воспоминания. Левое содержит информацию о событиях, датах, логике — то, что мы рассказываем словами. Правое хранит запахи, прикосновения, звуки, лица, эмоции. Оно интуитивно реагирует на прошлое, не объясняя, а воспроизводя. Иногда наше влечение к человеку объясняется не словами, а неуловимым напоминанием о чём-то глубоко личном: черта лица или голос могут пробудить воспоминание о любимом человеке из детства, и мы даже не осознаём, почему это вызывает сильные чувства.
При нормальном функционировании обе половины мозга взаимодействуют, даже если одно из полушарий преобладает. Но если одно из них оказывается выключенным или изолированным (вплоть до физического отделения, как в ранних нейрохирургических операциях), последствия могут быть серьёзными.
Потеря активности в левом полушарии нарушает способность формулировать внутренние состояния, упорядочивать переживания и анализировать их. Мы теряем нить рассуждения, не можем увидеть причинно-следственные связи, не способны строить планы. Эмоционально перегруженные люди нередко говорят, что «сходят с ума». С научной точки зрения это можно описать как утрату когнитивного контроля — тех самых «исполнительных функций».
Когда нечто напоминает человеку о травме, правое полушарие реагирует так, будто травма снова происходит. А поскольку левое, ответственное за осмысление и интерпретацию, подавлено, человек не осознаёт, что переживает прошлое. Он просто внезапно начинает испытывать панический страх, гнев, чувство вины или оцепенение. Позже, когда буря утихает, может начаться поиск внешней причины: «Я так разозлился, потому что ты опоздала», «Ты не слушаешь меня», «Ты всё испортил». Мы все бываем в таких ситуациях. Но у людей без травмы обычно включается саморефлексия — возможность признать свою неправоту. А при глубокой психологической травме эта способность нарушается. И теперь мы понимаем, почему.
Бессел ван дер Колк «Тело помнит всё»